Index | Анастасия Шульгина | Littera scripta manet | Contact |
В своем стремлении глубже понять те мировоззренческие построения,
которые, по идее, претендуют на то, чтобы подорвать авторитет научного
познания, развенчать веру в его возможности, мы попытались истолковать
феномен модернизма с позиций философского и социологического подходов.
На первый взгляд, они строятся на столь различных основаниях и
предпосылках, что трудно усмотреть между ними нечто общее и близкое.
Так, социолог рассматривает "современность" буквально – как уровень
достигнутого на сегодняшний день, как наличное состояние общества и
культуры, в частности, как такое практическое достижение социального
прогресса, когда любой гражданин в любой стране в наш век может в
принципе рассчитывать на то, что будет огражден от пережитков
феодализма с присущими ему личным бесправием и беззащитностью перед
властью, суевериями и невежеством. Философ, с другой стороны,
рассматривает феномен модерна как теоретическое понятие и считает, что
своего зенита эта фаза развития культуры достигла уже двести лет
назад. Он делает вывод об упадке и разложении "высокого" модерна
вследствие исчерпания его идейно-интеллектуальных ресурсов и
недостаточности их в новых исторических условиях. Социолог мыслит себе
науку по-прежнему в качестве наиболее надежной и фундаментальной части
практической картины мира. Философ же, напротив, готов рассмотреть и
осмыслить возможность и оправданность появления альтернативных
мировоззренческих моделей, в которых проявляется дальнейшее развитие
мировоззрения модерна, переход его в некое новое качественное
состояние. Если первый понимает модернизм как данность, наличность,
как новейшую событийность в отличие и в сравнении с предшествующими
периодами общественного развития, то второй – как реальность,
уступающую и теряющуюся в "новом настоящем", которое находится в
становлении и активно самоутверждается.
Вместе с тем за всеми этими немаловажными различиями просматривается и
существенное сходство, частичное совпадение обоих подходов, – если
иметь в виду, в частности, примерно одинаковое временное шкалирование
и привязку, а также общий предметный угол зрения, т.е. одни и те же
объекты анализа и оценки. Важный момент их единства заключается еще и
в том, что идеология антинауки равно враждебно и непримиримо
противостоит мировоззренческой концепции модернизма, как бы ни
расходились во мнениях относительно нюансов ее состава, смысла и
актуальности (или устаревания) социология и философия.
Поэтому нам теперь следует составить перечень главнейших компонентов и
признаков, которые и философ, и социолог признали бы характерными для
идеализированной модели "модернистской картины мира" с присущей ей
сильной ориентацией на науку. При этом, конечно, надо учитывать, что в
рамках идеального единства всегда возможны и действительно имеют место
разного рода индивидуальные частные отклонения, варианты, и что очень
редко можно встретить индивидуальные картины мира, идентичные по
составу и пониманию всех аспектов содержания.
Перечень содержательно-тематических блоков модернистской картины мира,
если представить его в телеграфной записи, выглядит следующим образом:
* высокий статус "объективности";
* итоговое стремление к количественным, а не качественным
результатам; * интерсубъективный, надличностный, универсальный
характер результатов; * антииндивидуализм (Мах был прав, когда
утверждал: "Здесь Я не спасешь"); * интеллектуально-теоретический,
абстрактный характер результатов в противоположность данным
чувственно-непосредственного опыта (здесь я уже не согласен с Махом,
который думал во многом наоборот), деэротизация, дезантропоморфизация
познания;
* скорее инструментальное, нежели субстанциальное
понимание рациональности; * проблемная установка исследования (в
противоположность установке на чудеса и таинства, а также практические
интересы);
* установка на доказательность (требование верификации
или проверки на фальсифицируемость);
* тенденция к тиражированию и воспроизводимости
результатов. "Разум и рутина". Специализация;
* скептическое отношение к авторитетам, интеллектуальная
самостоятельность и автономия;
* рационалистическое, основанное на идеалах Просвещения,
неприятие любой сакрализации любого предмета;
* неприятие бездоказательных мнений, но при этом
открытость для компетентных дискуссий, аргументированной критики и
нового опыта;
* четко выраженный секулярный, антитрансцендентный,
антиметафизический характер общей установки деятельности;
* антиромантизм, антисентиментализм ("Совлечение покровов
тайны с природы", по Ф. Шиллеру);
* эволюционное в противовес статическому и
катастрофическому (революционаристскому) понимание реальности;
* как правило, равнодушное отношение к осознанию смысла и
оснований своей деятельности, нерефлексивность;
* космополитизм и глобализм;
* активизм, прогрессизм (т.е. убеждение в наличии
взаимосвязи "научный прогресс-материальный прогресс-прогресс в области
прав человека").
Многие из приведенных признаков внутренне связаны и образуют плотную концептуальную сеть. Кроме того, на их основе могут быть дополнительно реконструированы другие тематические структуры, имплицитно содержащиеся в данной модели. Для нас сейчас важнее всего то, что представленный таким образом список тематических положений позволяет сразу же наметить альтернативную данной, но при том столь же "работающую" и когерентную модель мировоззрения – ее можно назвать "домодернистской", если прибегнуть к термину, используемому А. Инкелесом, или, по Тулмину, – "пост-высоким модерном". Нам следует это запомнить: всякую картину мира можно "вывернуть наизнанку" и описать в языке противоположной ей альтернативы. Иначе говоря, достаточно составить зеркальный по смыслу список, где строка за строкой формулировались бы антитезы-антитемы к исходной модели, – и перед нами автоматически предстает общий контур, общий каркас альтернативной картины мира, отвергающий исходную как "сциентистскую". И сразу же становится ясно, что "наука", предполагаемая такой контрконструкцией, неизбежно и закономерно будет настолько отличной от подлинной науки, насколько астрология отличается от астрономии [26]. Озорной и дерзкий текст К. Воннегута, процитированный выше, должен был подготовить нас к такому выводу, ведь он, по сути, целиком идет вразрез с первым списком и выражает существо искомого второго.
В краткой записи идеализированную версию этого контрмировоззрения
можно изобразить следующим образом:
* в центре идеал субъективности, а не объективности;
* качественный, а не количественный характер результатов;
* личностный, а не интерсубъективный характер познания; * эгоцентризм;
* чувственно-конкретная, а не абстрактно-теоретическая
форма знания; * субстанциальный, а не инструментальный тип
рациональности; * уникальный, единичный, а не обобщенный характер
результатов; * признание права и возможности делать "открытия" для
всех желающих, а не только интеллектуальной элиты и
экспертов-профессионалов;
* установка на практическую пользу, интерес, на
таинственное и чудесное (в отличие от проблемной организации научного
исследования);
* незаинтересованность в проверке на фильсифицируемость;
* опора на веру, на мнения, убеждения;
* значительная роль авторитета.
Примечательно, что при всем великом многообразии явлений и областей,
которыми занималась пара- (или контр-) наука на протяжении всей своей
истории вплоть до наших дней, вся она с хорошим приближением
вписывается в очерченный здесь модельный каркас. Он приложим к
Гётевскому антиньютонианству и к визионерской "физике" У. Блейка; к
"арийской науке" в Германии 1930-40-х и к контркультуре 1960-х; к
антинаучной кампании времен китайской "культурной революции" и к
сегодняшним культам и практикам типа хиромантии, целительства
молитвой, астрологии, телепатических диалогов с внеземным разумом и
прочая, прочая, прочая.