Littera scripta manet

Часть1.

Пирс Ч.

Прагматизм. Научная метафизика. Ранние работы.1897-1898.

Пирс Ч.С. Избранные философские произведения. Пер. с англ. / Перевод К. Голубович, К. Чухрукидзе, Т. Дмитриева. М.: Логос, 2000. - 448с.

Знак "###" в тексте обозначает нераспознанные древнегреческие символы - (прим. сканировщика)

СОДЕРЖАНИЕ

7..........Предисловие автора (1, vii - xi) *

13.......Краткая классификация наук (1.180-202) [1903]

Ранние работы

19......Вопросы относительно некоторых способностей, приписываемых человеку (5. 213 - 263) [1868].

48......Некоторые последствия четырех неспособностей (5.264 - 268; 5.280 - 317) [1868].

Учение о категориях

96........0 новом списке категорий (1.545-567) [1867].

116.....Феноменология (1.284-353).

162.....0 знаках и категориях (8. 327-341) [1904].

Учение о знаках

176....Разделение знаков (2.227 - 265).

200....Икона, индекс, символ (2.274 - 308).

223...Что такое значение [Леди Уэлби] (6.171 - 185).

Прагматизм

234......Закрепление верования (5.358 - 387) [1877].

266......Как сделать наши идеи ясными (5.388-410) [1878].

296......Что такое прагматизм? (5411 - 437) [1905].

Научная метафизика

322......Тюхизм. Архитектура теорий (6.7 - 34) [1891].

342......Синехизм и агапизм. Закон разума (6. 102-163) [1892].

376......Эволюционная любовь (6.287 - 317) [1893].

408.....Краткая библиграфия работ Ч.С. Пирса.

411......От переводчиков.

* В скобках указаны номера томов и пагинация по Collected Papers Ч.С. Пирса (Ed. by С. Hartshorne and P. Weiss. Vol. 1 - 6. Vol. 7 - 8 ed. by Arthur W. Burks). Cambridge - Mass., The Belknap Press of Harvard University Press 1965-1967.

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

1. Чтобы воздвигнуть философское здание, которое выдержало бы испытание временем, мне следует позаботиться не столько о том, чтобы разместить каждый кирпич с отменной аккуратностью, сколько о том, чтобы заложить как можно более глубокое и твердое основание. Аристотель изобрел ряд специальных понятий, таких, как содержание и форма, действие и сила, - понятий слишком обширных, неопределенных, расплывчатых, но одновременно твердых, неколебимых и трудноразрушимых; это привело к тому, что об аристотелизме болтают уже чуть ли не в яслях, а также к тому, что, например, «английский здравый смысл» исключительно перипатетичен и что обыкновенные люди в такой степени привыкли обитать в жилище Стагирита, что все увиденное ими из окна кажется им непостижимым и метафизичным. Долго пришлось ждать, прежде чем выявить, что, как бы мы ни были нежно привязаны к старой структуре, она не пригодится для современных нужд; соответственным образом, все поправки, перестановки и частичный снос философских зданий производились под гнетом авторитетов Декарта, Гоббса, Канта и других. Есть еще одна система, которая остается на собственном месте. Я имею в виду шеллингианско-гегельянский особняк, обставленный нынче в немецком вкусе, но с такими оплошностями в самой конструкции, что, хотя он совершенно новый, его следует объявить непригодным для жилья. В этом томе предпринята попытка создать философию по аристотелевской модели, т.е. очертить теорию настолько понятную, что в течение долгого времени вся работа человеческого разума в философии любой школы и рода, в математике, в психологии, в физической науке, истории, социологии или какой-либо другой области будет выглядеть как заполнение всех ее деталей. Первый шаг в этом направлении состоит в том, чтобы найти простые понятия, применимые ко всем предметам.

2. Но в первую очередь позвольте мне представиться терпеливому и мудрому читателю и выразить ему свое почтение и большое удовольствие, которое мне доставляет обращение к нему. Я вполне знаком с его характером, так как, судя по предмету и стилю данной книги, можно поручиться, что он один из миллионов. Наш читатель поймет, что книга была написана не с целью подтверждения его предвзятых мнений, иначе он не дал бы себе труда прочитать это сочинение. Подобный читатель готов столкнуться с утверждениями, от которых он будет склонен первоначально отступить; но в конце концов он ждет, чтобы его убедили в истинности каких-либо из них. Он также догадывается, что размышления над книгой и написание ее заняло не скажу сколько времени, но уж определенно больше, чем четверть часа, и, следовательно, фундаментальные возражения, столь очевидные, что могли бы ненароком поразить каждого, пришли автору на ум неожиданно, хотя ответы на них не из тех, полное значение которых можно оценить сразу.

3. Читатель имеет право знать, как формировались мнения автора. Из этого, конечно, не следует, что ему нужно принять любые выводы, которые не подкрепляются аргументацией. Но в рассуждениях исключительной трудности, подобных нашим, когда хорошее суждение является фактором, а чистое логическое рассуждение с использованием силлогизмов не обеспечивает всего, было бы благоразумно удостоить рассмотрения каждый элемент. С того момента, как я вообще научился думать, в течение около 40 лет вплоть до сегодняшнего дня я усердно и непрерывно занимался изучением методов исследования, как тех, к которым обычно стремятся, так и тех, к которым следует стремиться. В течение десяти лет, до того как началась эта работа, я занимался опытами в химической лаборатории. Я тщательно обосновывал свои позиции не только тем, что было в ту пору известно в химии и физике, но и методами, которыми пользовались те, кто успешно продвигал науку. Я обратил особое внимание на методы наиболее точных наук, а также близко общался с неко-

торыми из самых великих умов нашего времени в физике, кроме того, и сам весьма содействовал развитию их опытов в математике, гравитации, оптике, химии, астрономии и т.д., - хотя вряд ли мой вклад был значительным. Я все более и более исполнялся духом материальных наук. Настойчиво занимался логикой, прочитал все большей или меньшей важности по этому предмету, посвятив много времени средневековой мысли, и не пренебрегал трудами греков, англичан, немцев, французов, и т.д., создав таким образом собственные системы и в дедуктивной, и в индуктивной логике. В метафизике мои занятия были менее систематичными; тем не менее я прочитал и глубоко продумал все главнейшие системы, не удовлетворяясь до тех пор, пока не заставлял себя думать о них так, как их приверженцы.

4. Первые в строгом смысле философские книги, которые я прочел, были сочинениями классических немецких школ; я был так глубоко вдохновлен многими из мыслей, что мне так никогда и не удалось отделаться от них. Тем не менее моей позицией всегда была позиция обитателя лаборатории, жаждущего лишь изучить то, что еще было не знакомо, а не позиция философов, взращенных на теологических семинарах, главный импульс которых состоит в преподавании того, что они считают безошибочно истинным. Я посвящал два часа в день штудированию Критики чистого разума Канта в течение более трех лет, пока не выучил всю книгу наизусть и не проанализировал каждую ее главу. В течение двух лет я имел длинные и почти каждодневные обсуждения с Чонси Райтом, одним из самых проницательных последователей Джона Стюарта Милля.

5. В результате этих штудий немецкая философия, особенно ее аргументирующая сторона, перестала иметь для меня большое значение; хотя я ценю ее, тем не менее мое отношение к ней как к богатому источнику философских предложений несколько пристрастно. Английская философия, хотя ее и можно считать скудной и незрелой, исходит в своих понятиях из более достоверных методов и более аккуратной логики. Доктрина об ассоциации идей является, на мой взгляд, прекраснейшим примером фи-

лософского сочинения до-научной эпохи. Тем не менее я не могу не заявить о том, что английский сенсуализм полностью лишен любого твердого основания. От философов-эволюционистов я мало чему научился; хотя я признаю, что, несмотря на поспешность, с которой их теории были собраны вместе, и несмотря на древность и неведение. Первых принципов и главных доктрин, они тем не менее руководствовались всегда великой и истинной идеей, развивая ее методами, которые в основе своей можно считать здравыми и научными.

6. Очень сильно повлияли на меня работы Дунса Скота. Если его логику и метафизику, не обожествляя ее рабски, оторвать от средневековья и приспособить к современной культуре, учитывая постоянные здравые напоминания критики номинализма, я убежден, что ей удастся подпитывать философию, поскольку она наилучшим образом согласуется с материальными науками. Следует также привлекать и другие понятия из истории науки и математики.

7. Таким образом, моя философия может быть кратко описана как попытка физика, делающего предположение насчет строения вселенной при использовании методов, дозволенных наукой, и всех достижений предшествующих философов. Я попытаюсь снабдить свои рассуждения теми аргументами, которые мне удастся представить. Не стоит думать о наглядном виде доказательства. Все демонстрации метафизиков - плод праздного воображения. Лучшее, что может быть сделано в данной связи, - это представление гипотезы, не лишенной вероятности в контексте генеральной линии роста научных идей, которая поддается верификации или может быть отвергнута будущими исследователями.

8. Религиозный инфаллибилизм, попавший в тиски времени, судя по всем симптомам, кажется непогрешимым лишь на первый взгляд. Когда он однажды признает, что подвержен градациям, не останется и следа от доброго старого инфаллибилизма X века, кроме тех непогрешимых ученых, среди которых есть не только те, кто производит научный катехизис и проповеди (нравоучения, церкви и верования) и кто воистину «рожден миссионе-

ром», но и все те респектабельные и цивилизованные личности, которые, набравшись понятий о науке из чтения, а не из опытов, имеют обыкновение считать, что наука - это знание, истина же - ошибочное понятие, применимое к устремлениям тех, кто поглощен желанием выяснить суть вещей.

9. Хотя в научных вопросах инфаллибилизм кажется мне неопровержимо комичным, я был огорчился, если бы мне не удалось сохранить большое почтение в отношении тех, кто притязает на него, так как они охватывают большую часть людей, которые вообще могут вести какую-то беседу. Когда я говорю, что они на него притязают, я имею в виду, что они вполне естественно и бессознательно присваивают функции инфаллибилизма. Они так никогда и не поняли полного значения изречения: Нитапит est errare. В тех измерительных науках, которые в наименьшей степени подвергаются ошибочносги, в метрологии, геодезии и метрической астрономии ни один уважающий себя человек к сегодняшнему дню не считает нужным устанавливать свои результаты, не прилагая к ним вероятную ошибку каждой из наук; и если этой практике не следуют и в других науках, то только потому, что в них вероятные ошибки слишком многочисленны, чтобы их регистрировать.

10. Я являюсь человеком, о котором критики так и не вознамерились сказать ничего хорошего. Когда они не видели возможности повредить мне, они хранили спокойствие. Та небольшая похвала, которой я мог удостоиться, исходила из таких источников, что, последовав им, я мог сбиться со своего пути. Единственный раз, насколько я помню, за всю мою жизнь я испытал удовольствие от похвалы - и не от того, что она могла повлечь за собой, а от нее самой. Это удовольствие приносило блаженство; а в похвале, которая даровала мне его, подразумевалось обвинение. Дело было в том, что критик сказал обо мне, что я, похоже, не абсолютно уверен в своих выводах. Пусть никогда, если это в моих силах, глаз этого критика не остановится на том, что я пишу сейчас; ибо я обязан ему величайшим своим удовольствием; и поскольку враждебность его была столь очевидной, что, если бы он узнал об этом, боюсь, что адское пламя, подпитанное новым горючим, вновь бы вспыхнуло в его груди.

11. В моей книге не будет никакой инструкции для передачи ее последующим поколениям. Как и любой математический трактат, она предложит определенные идеи и определенные основания, доказывающие их истинность; но, если вы их принимаете, вам, должно быть, нравятся мои доводы и ответственность лежит на вас. Человек является по сути своей социальным животным, но одно дело - быть социальным, а другое - стадным: я отказываюсь служить вожаком баранов. Моя книга рассчитана на тех, кто желает искать; те же, кто хочет, чтобы им подали философию на блюдечке, могут убираться куда хотят. Слава Богу, философских харчевен достаточно на каждом углу!

12. Развитие моих идей являлось результатом тридцатилетнего труда. Я не знал, придется ли мне опубликовать их, ведь они так долго вызревали. Но наконец пришло время сбора урожая, и это был сбор совершенно необъятного урожая, но, конечно, судить здесь не мне, и даже не вам, читатель, а опыту и истории.

13. В течение нескольких лет этого созревающего процесса я, бывало, собирал идеи под знаком фаллибилизма; и действительно первым шагом к поиску является признание того, что вы что-то знаете на должном уровне; так что нет большего недуга, способного наверняка остановить какой бы то ни было интеллектуальный рост, чем болезнь самоуверенности; 99 из 100 толковых голов сводятся к немощи из-за этой болезни, о вторжении которой они странным образом не догадываются!

14. Действительно, из кающегося фаллибилизма в совмещении с большой верой в реальность знания и интенсивным желанием раскрыть суть вещей, как кажется, и выросла моя философия...

Примечания

Preface к Collected pap. v. 1 Принципы философии. VII-XI. 1 и 2 из «A Guess at the Riddle» (1898), 3-7 и 8-17 из fraqm. 1897.

КРАТКАЯ КЛАССИФИКАЦИЯ НАУК

180. Эта классификация, которая стремится опираться на принципиальное сходство классифицируемых объектов, занимается не всеми возможными науками и не такими же многочисленными отраслями знания, но науками в их нынешнем состоянии, как множеством занятий групп живых людей. Она заимствует свою идею из классификации наук Конта; а именно идею, что одна наука зависит от другой на уровне ее основных принципов, но при этом сама не обеспечивает эту другую такими принципами. Оказывается, что в большинстве случаев разделение является трихотомическим. Первый из трех членов относится к универсальным элементам законов. Второй - упорядочивает классы форм и пытается подчинить их универсальным законам. Третий - вдается в мельчайшие подробности, описывает индивидуальные явления и стремится объяснить их. Однако не все разделения таковы. Эта классификация была осуществлена в мельчайших подробностях; однако здесь даются только наиболее значительные разделения.

181. Всякая наука есть или а. Наука открытия, или b. Наука обозрения, или с. Практическая наука.

182. Под наукой обозрения имеется в виду занятие тех, кто видит свою задачу в упорядочивании результатов открытия, начиная с обзоров и до попытки создать философию науки. Такова сущность Cosmos's. Гумбольдта, Philosophie positive Конта и Synthetic Philosophy" Спенсера. Классификация наук принадлежит к этому разделу.

183. Наука открытия есть или I. Математика, или II. Философия, или III. Идиоскопия.

* Позитивная философия (франц.).

** Синтетическая философия (англ.).

184. Математика изучает то, что логически возможно или невозможно, и не берет на себя ответственность за актуальное существование [своих объектов]. Философия является позитивной наукой, в том смысле, в котором она открывает то, что действительно истинно; но она ограничивается теми истинами, которые могут быть выведены из общего опыта. Идиоскопия охватывает все специальные науки, которые занимаются преимущественно накоплением новых фактов.

185. Математика может быть разделена на: а. Математику логики; b. Математику дискретных рядов; с. Математику континуумов и псевдоконтинуумов.

Я не буду проводить это разделение дальше. Ветвь Ь прибегает к помощи ветви а, а ветвь с - к помощи ветви b.

186. Философия разделяется на а. Феноменологию; b. Нормативную науку; с. Метафизику.

Феноменология устанавливает и изучает виды элементов, универсально присутствующих в феномене; понимая под феноменом все то, что в какое-либо время каким-либо образом присутствует в сознании. Нормативная наука различает то, что должно быть, от того, чего быть не должно, и производит многие другие разделения и систематизации, подчиненные первичному дуалистическому различию. Метафизика пытается объяснить мир духа и материи. Нормативная наука в значительной степени опирается на феноменологию и математику; метафизика - на феноменологию и нормативную науку.

187. Идеоскопия имеет две ветви: а. Физические науки; и р. Психические, или гуманитарные науки.

Психическая наука заимствует принципы непосредственно из физических наук; однако последние очень редко заимствуют принципы из первой.

188. Физические науки суть: а. Номологическая, или общая, физика; b. Классифицирующая физика; с. Описательная физика.

Номологическая физика открывает повсеместно происходящие явления физического мира, формулирует их законы и измеряет их постоянные. Она обращается за принципами к метафизике и математике. Классифицирующая физика описывает и классифицирует физические формы и пытается объяснить их при помощи законов, открытых номологической физикой, с которой она стремится в ито-

ге слиться. Описательная физика описывает индивидуальные объекты - землю и небо, - пытаясь объяснить их явления при помощи принципов номологической и классифицирующей физики, и в конечном итоге сама стремится стать классифицирующей.

189. Психические науки суть: а. Номологическая психическая наука, или Психология; b. Классифицирующая психическая наука, или этнология; с. Описательная психическая наука, или история.

Номологическая психическая наука открывает общие элементы и законы ментальных явлений. Она испытывает большое влияние феноменологии, логики, метафизики и биологии (ветвь классифицирующей физики). Классифицирующая психическая наука классифицирует элементы сознания и пытается объяснить их при помощи психологических принципов. В настоящее время она слишком незрела (за исключением лингвистики, речь о которой пойдет ниже), для того чтобы приблизиться к психологии. Она заимствует [принципы] из психологии и физики. Описательная психическая наука в первую очередь пытается описать индивидуальные проявления сознания, независимо от того, являются ли они постоянными произведениями или действиями; к этой задаче она присовокупляет задачу объяснить их с помощью принципов психологии и этнологии. Она заимствует [принципы] из географии (ветвь описательной физики), из астрономии (еще одна ветвь описательной физики) и из других ветвей физической и психической науки.

Я рассматриваю сейчас подразделения этих наук, ибо они настолько основательно отличаются друг от друга, что разделяют группы исследователей, которые на сегодняшний день заняты их изучением.

190. Феноменология является в настоящее время единой наукой.

191. Нормативная наука имеет три значительно отличающихся раздела: i. Эстетика; ii. Этика; ш. Логика. Эстетика есть наука об идеалах, или о том, что объективно вызывает восхищение без каких-либо более глубоких оснований. Я не очень хорошо знаком с этой наукой; но она, должно быть, основывается на феноменологии. Этика,

или наука о правильном или неправильном, должна обращаться к эстетике за помощью для определения summum bonum. Она является теорией самоконтролируемого, или осмотрительного, поведения. Логика есть теория самоконтролируемого, или осмотрительного, мышления и в качестве таковой должна обращаться за своими принципами к этике. Она также зависит от феноменологии и математики. Всякое мышление осуществляется посредством знаков; поэтому логика может рассматриваться как наука об общих законах знаков. Она имеет три раздела: 1. Спекулятивную грамматика, или общая теория природы и значений знаков, независимо от того, являются ли они иконами, индексами или символами; 2. Критика, которая классифицирует умозаключения, определяя убедительность и силу каждого их вида; 3. Методевтика изучающая методы, которые должны применяться при исследовании, изложении и применении истины. Каждый из этих разделов зависит от предыдущего.

192. Метафизика может быть разделена на: i. Общую метафизику, или онтологию; ii. Психическую, или религиозную, метафизику, занятую главным образом вопросами о 1. Боге, 2. Свободе, 3. Бессмертии; и ш. Физическую метафизику, которая обсуждает реальную природу времени, пространства, законов природы, материи и т.д. Похоже, что вторая и третья ветви [метафизики] в настоящее время относятся друг к другу с величайшим презрением.

193. Номологическая физика разделяется на: i. Молярную физику, динамику и гравитацию; ii. Молекулярную физику, элатерику и термодинамику; iii. Физику эфира, оптику и электрику. Каждое разделение состоит из двух подразделов. Зависимость разделов хорошо известна.

194. Классифицирующая физика, как кажется, в настоящее время в сущности разделяется - довольно иррационально и в высшей степени неадекватно - на i. Кристаллографию, ii. Химию, ш. Биологию.

* Высшее благо (лат?).

195. Однако кристаллография является скорее ответвлением химии, которую она снабжает немногочисленными фактами, но вряд ли - принципами. Она в значительной степени является математической и зависит также от элатерики. Биология также могла бы рассматриваться (хотя, в сущности, такая точка зрения и не распространена) в качестве химии белковых веществ и тех форм, которые они принимают. Вероятно, все различия рас, индивидуу мов и [биологических] тканей являются в основе своей химическими. В любом случае возможное разнообразие белков вполне достаточно для того, чтобы объяснить все многообразие органических форм.

196. Чистая химия, как кажется, в настоящее время состоит из: 1. Физической химии, состоящей из старой химической физики и современной химической динамики; 2. Органической химии, алифатической и ароматической; 3. Неорганической химии, состоящей из учения об элементах, их атомных весах, периодичности и т.д., и из учения о [химических] соединениях.

197. Биология разделяется на 1. Физиологию; и 2. Анатомию. Физиология есть наука, родственная химии и физике. Анатомия разделяется на многие различающиеся области, в соответствии с природой изучаемых форм. 198. Описательная физика разделяется на 1. Геогнозию, и 2. Астрономию. Обе эти науки обладают разнообразными, хорошо известными подразделами.

199- Ветви психологии, в соответствии с теми методами, которым она следует, наиболее естественно разделяются на: i. Интроспективную психологию; ii. Экспериментальную психологию; ш. Физиологическую психологию; iv. Детскую психологию.

Эта разделение касается только тех частей психологии, которые исследуют общие явления сознания. Специальная психология принадлежит к классифицирующей психической науке. Как экспериментальная, так и физиологическая психология зависят от интроспективной психологии. Однако трудно сказать, какая из этих наук происходит от другой. Детская психология зависит от трех остальных. Психология - слишком молодая наука для того, чтобы она могла иметь какие-либо дальнейшие интересные разделы помимо тех, которые уже были здесь указаны.

200. Классифицирующая психическая наука разделяется на: i. Специальную психологию, состоящую из 1. Индиейдуальной психологии; 2. Психической наследственности; 3. Психологии отклонений; 4. Психологии толп; 5. Психологии рас; 6. Психологии животных; ii. Лингвистики, обширной науки, разделяющейся согласно семействам речи и перекрестно разделяющейся на 1. Лингвистику слов; 2. Грамматику, тут еще следовало бы поместить сравнительную науку о формах словосочетаний; iii. Этнологию, разделяющуюся на 1. Этнологию социальных событий, обычаев, законов, религии и традиций; и 2. Этнологию технологии.

201. Описательная психическая наука разделяется на i. собственно историю, которая в соответствии с природой своих данных разделяется на 1. Монументальную историю; 2. Древнюю историю со всеми иными историями, извлекаемыми из скудных и общих свидетельств; 3. Историю, выводимую из множества документов, в общем, как новая история. История обладает, помимо этого, двумя пересекающимися разделами: во-первых, разделением на 1. Политическую историю; 2. Историю различных наук; 3. Историю социальных событий, религии, закона, рабства, нравов и т. д.; во-вторых, разделением согласно различным частям мира и различным народам, история которых изучается; ii. Биографию, которая в настоящее время представляет собой скорее нагромождение лжи, нежели науку; iii. Критику, изучение индивидуальных произведений духа, которая, в свою очередь, сама разделяется на 1. Литературную критику; 2. Критику искусства, причем эта последняя разделяется на множество таких разделов, как Критика боевых действий, Критика архитектуры и т.д.

202. Классификация практических наук была выработана автором, но не будет здесь затрагиваться. Классификация науки обозрения не предпринималась.

Примечания

Из Syllabus of Certain Topics of Logic (1898)A1. Mudge & Son, Boston.

ВОПРОСЫ ОТНОСИТЕЛЬНО НЕКОТОРЫХ СПОСОБНОСТЕЙ, ПРИПИСЫВАЕМЫХ ЧЕЛОВЕКУ

ВОПРОС 1. Способны ли мы при помощи простого созерцания познания, независимо от любого предшествующего знания и не прибегая к рассуждению при помощи знаков, правильно судить о том, обусловлено ли это познание предыдущим или же оно относится к своему объекту непосредственно

213. На протяжении этой статьи термин интуиция будет принят для обозначения познания, не обусловленного предыдущим познанием того же объекта и, следовательно, обусловленного чем-то находящимся вне сознания [1].

1 Слово intuitus впервые появляется в качестве технического термина у св. Ансельма в Monologium'e. [Sancti Anselmi Contuariensis opuscula philosophico-theologica selecta, ed. by Carolus Haas (Tьbingen, 1863), Bd. I. S. 89-90, 95. Пирс в качестве источника соответствующей цитаты указывает на работу: С. Prantl. Geschichte der Logik im Abendlande. In 3 Bonde. Leipzig: S. Hirzel, 1855-1867. Bd. III. S. 332, 746n]. Он стремился провести различие между нашим знанием о Боге и нашим знанием о конечных вещах (а также, в потустороннем мире, и нашем знанием о Боге), и, размышляя над словами ап. Павла: Videmus nunc per speculum in aenigmate: tune autem facie ad faciem [«Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу» (лат.). См.: I К Коринфянам 12:13], он назвал первое спекуляцией (speculation), а второе - интуицией (intuition). Такое употребление [термина] «спекуляция» не прижилось, поскольку это слово уже имело другое, существенно отличное [от первого] значение. В средние века термин «интуиция» имел два основных смысла: во-первых, в противоположность абстрактному познанию он означал знание наличного (present) как наличного, и именно таково значение этого термина у Ансельма; но, во-вторых, поскольку интуитивное познание не может обусловливаться предыдущим, этот термин стал использоваться в качестве противоположности дискурсивному познанию (см.: Scotus, In sententias [Scriptum in quatuor libros Sententiarum, 2 vols. (Venice, 1477)], lib. 2, dist. 3, qu. 9), и этот смысл [данного термина] близок тому, в каком его использую я. По смыслу он сходен также с тем, как его использует Кант, соответствующее различение было выражено [которым] [в терминах] чувственного и не-чувственного. (См.: Werke, Herausg. Rosenkranz [Immanuel Kant's sammtliche Werke, ed. by Karl Rosenkranz and Wriedrich Wilhelm Schubert (Leipzig: Leopold Voss, 1838-42)], Thl. 2, s. 713, 31,41, 100, u. s. w.). Перечисление шести значений термина «интуиция» можно найти в работе Гамильтона Reid [The Works of Thomas Reid, 5th ed., ed. by William Hamilton (Edinburgh: Maclachlan and Stewart, 1858)], p. 759.

Позвольте мне предложить читателю отметить следующее обстоятельство. Интуиция будет означать здесь примерно то же, что и «посылка, которая сама заключением не является»; единственное различие в том, что посылки и заключения суть суждения, тогда как интуиция может быть, как следует из ее определения, любым видом познания чего бы то ни было. Но подобно тому, как заключение (хорошее или плохое) обусловлено в уме рассуждающего своей посылкой, так и познания, суждениями не являющиеся, могут обусловливаться предыдущими познаниями; познание же, подобным образом не обусловленное и, следовательно, обусловленное непосредственно трансцендентным [1*] объектом, следует обозначить термином интуиция.

214. Итак, ясно, что одно дело - иметь интуицию и другое - интуитивно знать, что это интуиция, и вопрос заключается в том, являются ли эти две вещи, различные в мысли, неразрывно связанными в действительности и всегда ли мы можем интуитивно провести различие между интуицией и познанием, обусловленным другим познанием. Всякое познание, как что-то наличное (present), разумеется, представляет собой интуицию себя самого. Но, по крайней мере на первый взгляд, кажется очевидным, что обусловленность познания другим познанием или же трансцендентальным объектом не является частью непосредственного содержания этого познания, хотя бы она и представлялась элементом действия или претерпевания трансцендентального ego, которое, возможно, и не присутствует в сознании непосредственно; тем не менее это трансцендентальное действие или претерпевание может постоянно определять

познание себя самого, так что на деле обусловленность или необусловленность познания другим познанием может быть частью познания. В этом случае я мог бы сказать, что мы обладаем интуитивной способностью (power) отличения интуиции от иного познания.

Нет доказательств того, что мы имеем такую способность, за исключением того, что мы, по-видимому, ощущаем, что она у нас есть. Однако весомость этого свидетельства всецело зависит от того, что у нас предполагается наличие способности различения в этом ощущении того, является ли это ощущение результатом воспитания, прежних ассоциаций и т. д. или же оно представляет собой интуитивное познание; иными словами - зависит от предположения многих вещей, в пользу которых оно свидетельствует. Безошибочно ли это ощущение? Безошибочно ли суждение о нем и так далее ad infinitum'? Если бы человек был бы действительно способен замкнуться в рамках подобной веры, он стал бы, конечно же, невосприимчивым к истине, к «доказательству, подкрепленному убедительными свидетельствами».

215. И все же сравним теорию с историческими фактами. Способность интуитивного отличения интуиции от других видов познания не мешала людям вести весьма жаркие споры о том, какие познания относятся к интуитивным. В средние века разум и внешний авторитет считались двумя взаимно согласованными источниками знания, подобно тому, как разум и авторитет интуиции считаются таковыми в настоящее время; правда, в ту пору еще не открыли удачной уловки считать высказывания авторитета по существу недоказуемыми. Ни один авторитет не считался непогрешимым, ни одно разумное рассуждение не считалось неопровержимым; но когда Беренга-рий2 заявил, что авторитетность всякого отдельно взятого авторитета должна опираться на разум, его тезис (proposition) был отвергнут как чрезмерно самоуверенный, неблагочестивый и абсурдный. Таким образом, убедительность авторитета рассматривалась людьми того времени как попросту исходная посылка, как познание,

* До бесконечности (лат.).

не обусловленное предыдущим познанием того же объекта, или, в наших терминах, как интуиция. Странно, что им приходилось так думать, если, как полагает обсуждаемая теория, они могли путем простого созерцания убедительности авторитета, наподобие факира, созерцающего своего Бога, увидеть, что этот авторитет не является исходной посылкой! А что если нашему внутреннему авторитету суждено разделить в истории мнений судьбу авторитета внешнего? Можно ли считать абсолютно достоверным то, в чем уже сомневается множество трезвомыслящих, хорошо информированных и вдумчивых людей? [2]

2 Тезис Беренгария содержится в следующей цитате из его De Sacra Соепа: «Maximi plane cordist est, per omnia ad dialecticam configere, quia confugere ad earn ad rationem est confugere, quo qui поп confugit, cum secundum rationem sit foetus ad imaginem dei, suum honorem reliquti, nee potest renovari de die in diem ad imaginem dei» [«Для рассудка совершенно ясно, что всюду следует обращаться к диалектике, ибо обращаться к ней означает обращаться к разуму; и кто к ней не обращается, тот, хоть и сотворен (о чем свидетельствует обладание им разумом) по образу Бо-жиему, но утрачивает свое достоинство и постоянно не может восстановить в себе образ Божий» (лат). Пирс в качестве источника соответствующей цитаты из Беренгария указывает на работу: С. Prantl. Geschichte der Logik im Abendlande. In 3 Bande (Leipzig: S. Hirzel, 1855-1867). Bd. II. S. 72-75]. Отличительная черта средневекового способг рассуждения состоит, по преимуществу, в постоянном обращении к авторитету. Когда Фредигизий и другие хотят доказать, что темнота является предметом, то несмотря на то, что они, по всей видимости, вывели свое мнение из номиналистически-платонических размышлений, прибегают к такой аргументации: «И назвал Бог тьму ночью»; получается, что она является вещью, ибо в противном случае, до тех пор, пока она не имела имени, не было вообще ничего, даже фикции, чему можно было бы дать имя [см.: Prantl. Geschichte, II, 19f). Абеляр считает правильным процитировать Боэция, когда говорит, что пространство имеет три измерения и что индивид не может находиться одновременно в двух местах [Ouvrages inndits d'Abelard pour servir a l'histoire de la philosophic scholastique en France, ed. by Victor Cousin (Paris: Impimerie Royale, 1836), p. 179]. Автор De Generibus et Speciebus, превосходной работы, возражая платоновскому учению, говорит, что если все, что является всеобщим (universal), есть вечное, то форма и материя Сократа, будучи по

216. Всякий юрист знает, как трудно бывает свидетелям отделить то, что они видели, от того, к чему они пришли при помощи вывода. Это особенно заметно в случае с человеком, описывающим сеанс спиритического медиума или выступление профессионального фокусника. Затруднение это столь велико, что и сам фокусник часто бывает изумлен расхождением между подлинными фактами и утверждениями разумного свидетеля, который не разгадал трюка. Один из элементов очень сложного фокуса с китайскими кольцами состоит в том, что два цель-отдельности всеобщими, являются вместе вечными и что поэтому Сократ не был сотворен Богом, но только сведен воедино, «quod quantum a vero deinet, palam est» [«что явно далеко от истины» (лат.). См.: Outrages inedits d'Abelard, p. 157]. Авторитет - это судья в апелляционном суде. Тот же автор, поставив под сомнение в одном месте положение Боэция, считает необходимым привести специальное основание в пользу того, почему в этом случае действовать подобным образом не бессмысленно. Exceptio probat regulam in casibus поп exceptis [«Исключение подтверждает правило в случаях, не являющихся исключительными» (лат.). См.: Ouvrages inedits d'Abelard, p. 528, 517, 535]. Признанные авторитеты, разумеется, иногда становились предметом споров в XII столетии; их взаимные противоречия обеспечивали эту возможность; и авторитет философов рассматривался как подчиненный авторитету теологов. И все же невозможно найти фрагмент, где бы открыто отрицался авторитет Аристотеля в каком-либо логическом вопросе. «Sunt et multi errores eius, - говорит Иоанн Солсберийский [Metalogicon, Lib. IV, cap. XXVIII], - qui in scripturis tarn ethnicis, quam fidelibus poterunt inveniri; verum in logica parem habuisse поп legitun [«Хотя у него [Аристотеля] имеются многочисленные заблуждения, которые могли обнаруживаться в его писаниях как язычниками, так и христианами, однако не наблюдается, чтобы нечто подобное содержалось в его логике» (лат.)]. «Sed nihil adversus Aristotelem [«Но ничего против Аристотеля» (лат). См.: Ouvrages inedits, p. 293], - говорит Абеляр, а в другом месте [он замечает]: «Sed si Aristotelem Peripateticorum principem culpare possumus, quam amplius in hacarte recepimus?» [«Но если бы мы могли упрекать Аристотеля, князя перипатетиков, насколько более мы постигли бы, находясь на этом пути?» (лат). См.: Ouvrages inedits, p. 204]. Идея действовать без обращения к авторитету или же идея подчинения авторитета разуму не приходила ему в голову.

ных кольца берут скрепленными друг с другом, но при этом говорят, что они отделены - считая это как бы само собой разумеющимся, - а затем делают вид, что соединяют их, и быстро передают их наблюдателю, чтобы он мог увидеть, что они цельные. Соль этого фокуса состоит в том, чтобы вызвать сильное подозрение, что одно из колец сломано. Я наблюдал, как Мак Алистер проделывал этот фокус столь удачно, что человек, сидевший неподалеку от него и напрягавший все свои способности ради обнаружения иллюзии, был готов поклясться, что он видел кольца соединенными, и, возможно, если бы фокусник не практиковал обман профессионально, то зритель счел бы сомнение в том, что кольца были соединены, сомнением в его правдивости. Это, несомненно, показывает, что не всегда просто провести различие между посылкой и заключением, и что мы не обладаем непогрешимой безукоризненной способностью проделывать эту операцию, и что, в действительности, единственная наша гарантия в трудных случаях заключается в некоторых знаках, из каких мы можем сделать вывод, что данный факт мы действительно увидели или действительно вывели. Всякому скрупулезному человеку, пытавшемуся восстановить детали сновидения, часто доводилось ощущать безнадежность попыток отделить интерпретации и ощущения, произведенные или полученные при бодрствовании, от фрагментарных образов самого сновидения. 217. Ссылка на сновидение подсказывает еще один аргумент. В том, что касается развертывания его содержания, сновидение в точности подобно действительному опыту. Его ошибочно принимают за таковой. Тем не менее все полагают, что сновидения обусловлены предыдущими познаниями, согласно законам ассоциации идей и т. д. Если мне скажут, что способность интуитивного распознавания интуиций «спит», то я отвечу, что это просто предположение, и безосновательное. Кроме того, даже когда мы просыпаемся, мы обнаруживаем, что сновидение отличается от реальности разве что определенными признаками, а именно смутностью и фрагментарностью. Нередко сновидение столь живо, что воспоминание о нем ошибочно принимается за воспоминание о действительном событии.

218. Насколько нам известно, ребенок обладает, всеми способностями восприятия взрослого человека. Однако расспросите его немного о том, откуда он знает то, что делает. Во многих случаях он ответит вам, что никогда не учил родного языка; он всегда знал его или узнал, как только стал разумным. Из этого следует, что он не обладает способностью при помощи простого созерцания проводить различие между интуицией и познанием, обусловленным другими познаниями.

219. Не может быть сомнений в том, что до публикации книги Беркли о зрении [3] было принято считать, что третье измерение пространства дается непосредственно в интуиции, хотя в настоящее время почти все согласны с тем, что оно известно нам посредством вывода. Мы занимались созерцанием объекта с сотворения человека, однако сделали это открытие лишь тогда, когда мы стали рассуждать о нем.

3 .

220. Знает ли читатель о слепом пятне на сетчатке? Возьмите номер этого журнала, переверните обложку так, чтобы была видна белая бумага, положите его под углом к себе на стол, за который вы должны сесть, и положите на журнал два цента, один ближе к левому краю, а другой - к правому. Закройте левой рукой левый глаз, а правым глазом пристально посмотрите на лежащий по левую руку цент. Затем правой рукой передвиньте лежащий по правую руку цент (который в данный момент ясно виден) в направлении левой руки. Когда монета достигнет точки, расположенной приблизительно в середине страницы, она исчезнет [из вашего поля зрения] - вы не сможете ее увидеть, не обратив на нее взора. Передвиньте ее поближе к другому центу или же еще дальше, и она снова появится [в поле вашего зрения]; однако в той конкретной точке увидеть ее невозможно. Тем самым доказывается, что слепое пятно приблизительно в центре сетчатки имеется; и это подтверждается анатомией. Отсюда следует, что пространство, которое мы видим непосредственно (когда

один глаз закрыт), есть не сплошной овал, как мы воображали, но круг, заполнением коего должен заняться интеллект. Можно ли желать более разительного примера для того, чтобы показать невозможность интуиции путем простого созерцания отличить интеллектуальные результаты отданных, полученных при помощи интуиции?

221. Человек способен различать разные текстуры ткани при помощи чувств; однако не непосредственно, ибо ему требуется ощупать ткань пальцами, что указывает на то, что он вынужден сравнивать ощущения одного мгновения с ощущениями другого.

222. Высота тона зависит от скорости, с которой последовательность колебаний [звука] достигает уха. Каждое из этих колебаний производит импульс в ухе. Пусть один такой импульс воздействует на ухо: мы из опыта знаем, что он воспринят. Следовательно, имеется полное основание полагать, что всякий импульс, образующий тон, воспринимается. Считать верным обратное нет никаких оснований. Тем самым, это единственное приемлемое предположение. Следовательно, высота тона обусловлена скоростью, с какой известные впечатления последовательно попадают в мозг. Такие впечатления должны существовать раньше любого тона; значит, ощущение высоты [тона] обусловлено предыдущими познаниями. Как бы то ни было, это совершенно невозможно обнаружить простым созерцанием этого ощущения.

223. Сходный аргумент можно использовать в отношении восприятия двух измерений пространства. Кажется, будто оно является непосредственной интуицией. Но если бы мы захотели увидеть протяженную поверхность непосредственно, нашей сетчатке самой пришлось бы развернуться в какую-то протяженную поверхность. Вместо этого сетчатка состоит из бесчисленных «иголочек», обращенных к свету, и расстояние между ними значительно больше, чем minimum visible*. Предположим, что каждая из этих нервных точек передает ощущение небольшой окрашенной поверхности. Однако то, что мы непосред-

* Минимально видимое; наименьшие объекты, доступные для зрительного восприятия (лат.).

ственно видим, будет даже тогда не непрерывной поверхностью, но набором пятен. Кто мог бы обнаружить это посредством простой интеллектуальной интуиции? Однако все аналогии нервной системы свидетельствуют против предположения, что возбуждение одного нерва может произвести столь сложную идею, как идея пространства - пусть даже и небольшого. А если возбуждение ни одной из этих нервных точек по отдельности не способно непосредственно передать впечатление пространства, то не может этого сделать и возбуждение всех нервных точек. Ибо возбуждение каждой [нервной точки] производит какое-то впечатление (согласно аналогиям нервной системы), следовательно, сумма этих впечатлений есть необходимое условие всякого восприятия, производимого возбуждением всех [нервных точек]; или, выражаясь по-иному, восприятие, произведенное возбуждением всех [нервных точек], определено умственными впечатлениями, произведенными возбуждением каждой из [нервных точек] по отдельности. Этот аргумент подтверждается тем фактом, что существование восприятия пространства можно полностью объяснить действием способностей, существование которых известно, не предполагая, что это непосредственное впечатление. Для этого нам следует учитывать следующие факты физио-психологии: 1. Возбуждение нерва само по себе не сообщает нам, где заканчивается этот нерв. Если путем хирургической операции смещаются определенные нервы, то наши ощущения от этих нервов не дают нам никакого знания об их смещении. 2. Отдельное ощущение не сообщает нам, сколько нервов или нервных точек возбуждено. 3. Мы можем провести различие между впечатлениями, произведенными возбуждениями различных нервных точек. 4. Различия впечатлений, произведенных различными возбуждениями сходных нервных точек, сами сходны. Пусть на сетчатке запечатлен мгновенный образ. В соответствии с пунктом 2, впечатление, произведенное подобным образом, будет неотличимо от того, которое можно было бы произвести возбуждением какого-либо мыслимого (conceivable) одиночного нерва. Немыслимо, чтобы мгновенное возбуждение одиночного

нерва дало ощущение пространства. Поэтому мгновенное возбуждение всех нервных точек сетчатки не может, непосредственно или опосредованно, создать ощущение пространства. Тот же аргумент применим к любому неизменному образу на сетчатке. Предположим, однако, что образ по сетчатке движется. Тогда особенное возбуждение, которое в одно мгновение воздействует на одну нервную точку, в следующее мгновение будет воздействовать на другую. Они будут передавать впечатления, весьма сходные (согласно пункту 4) и, однако, отличающиеся друг от друга (согласно пункту 3). Следовательно, есть условия для осознания отношения между этими впечатлениями. Однако, если имеется очень большое количество нервных точек, испытывающих воздействие очень большого количества последовательных возбуждений, отношения между получающимися впечатлениями будут почти непостижимо сложными. А это - известный закон разума: когда даны феномены чрезвычайной сложности, которые тем не менее сводимы к порядку или опосредованной простоте путем применения некоторого понятия, рано или поздно такое понятие встретится в применении к этим феноменам. В анализируемом случае понятие протяженности сводит феномены к единству и, следовательно, его генезис полностью объяснен. Остается только объяснить, почему предыдущие познания, которые его обусловливают, не постигаются более ясно. За этим объяснением я отсылаю читателя к статье о новом списке категорий, раздел 5, [4] добавив только, что подобно тому, как мы способны узнавать друзей по определенной внешности, хотя иногда не можем сказать, что это за явления, связанные с их внешностью, и совершенно не осознаем процесса рассуждения, - так и в случаях, когда рассуждение для нас является легким и естественным, несмотря на сложность его посылок, они становятся несущественными и забываются пропорционально удовлетворительности основанной на них теории. Эта теория пространства подтверждается тем обстоятельством, что в точности сходную теорию настоятельно требуют факты, касаю-

4 Proceedings of the American Academy, May 14, 1867.

щиеся времени. Ясно, что течение времени не может ощущаться непосредственно. Ведь в противном случае элемент этого ощущения присутствовал бы во всякое мгновение. Однако отдельное мгновение лишено длительности, значит, непосредственного ощущения длительности нет. Следовательно, ни одно из этих элементарных ощущений не является непосредственным ощущением длительности; и поэтому, не является непосредственным ощущением длительности и их сумма. С другой стороны, впечатления каждого момента весьма сложны: они содержат все образы (или элементы образов) чувства и памяти, сложность которых сводима к опосредованной простоте при помощи понятия времени [5].

5 Вышеизложенная теория пространства и времени не противоречит соответствующей теории Канта, по крайней мере настолько, насколько кажется на первый взгляд. В действительности, они решают разные вопросы. Верно, что Кант сделал пространство и время интуициями, или скорее формами интуиции, однако для его теории несущественно [то обстоятельство], что интуиция обозначает что-либо большее, чем «индивидуальную репрезентацию». Схватывание пространства и времени выводится, согласно его точке зрения, из ментального процесса - «Synthesis der Apprehension in der Anschauung» [«синтез аппрегензии в созерцании» (нем.)] (См.: Kritik der reinen Vernunft. Ed. 1781, pp. 98 et seq.). Моя теория представляет собой просто попытку такого синтеза.

Сущность трансцендентальной эстетики Канта заключается в двух принципах. Во-первых, в том, что всеобщие и необходимые пропозиции не даны в опыте. Во-вторых, в том, что всеобщие и необходимые факты определяются условиями опыта по преимуществу. Под всеобщей пропозицией имеется в виду такая [пропозиция], которая утверждает что-либо обо всех элементах множества; при этом не обязательно, чтобы в нее верили все люди. Под необходимой пропозицией подразумевается такая [пропозиция], которая утверждает то, что она утверждает, не просто о действительных условиях существования вещей, но о любом возможном положении вещей; при этом неважно, является ли эта пропозиция объектом веры или нет. Опыт, в первом принципе Канта, не используется в качестве продукта объективного разумения (understanding), но должен браться в качестве первых впечатлений чувств и сознания, соединенных и переработанных

воображением в образы, вместе со всем, что логически из них дедуцируется. В этом смысле можно признать, что всеобщие и необходимые пропозиции не даны в опыте. Но в таком случае и любые индуктивные заключения, какие можно было вывести из опыта, также не даны в нем. И на деле как раз производство всеобщих и необходимых пропозиций и является особой функцией индукции. Кант отмечает, конечно, что всеобщность и необходимость научных индукций представляют собой не более чем подобия философской всеобщности и необходимости; и это верно постольку, поскольку невозможно принять научное заключение, не отметив некий неопределенный изъян. Но этот изъян присутствует благодаря недостаточному количеству отдельных случаев (instances), а там где эти случаи имеются в достаточном для нас количестве ad infinitum, истинная всеобщая и необходимая пропозиция оказывается выводимой. Что касается второго принципа Канта, согласно которому истинность всеобщих и необходимых пропозиций зависит от условий общего опыта, то это на самом деле не что иное, как принцип индукции. Я прихожу на ярмарку и вытаскиваю наугад из мешка двенадцать свертков. Развернув все свертки, я обнаруживаю, что в каждом из них находится по красному шару. Это - всеобщий факт. Он зависит от условий опыта. Что это за условия опыта? Они заключаются исключительно в том, что шары представляют собой содержимое свертков, извлеченных из этого мешка, то есть единственным обстоятельством, обусловившим опыт, было извлечение [свертков] из мешка. Затем я вывел, согласно принципу Канта, что все, что извлекается из мешка, будет содержать по красному шару. Это - индукция. Применяйте индукцию не только к какому-либо ограниченному опыту, но ко всякому человеческому опыту, и вы получите кантовскую философию, поскольку она правильно развита.

Однако последователи Канта не были удовлетворены его учением. Это и понятно. Поскольку имеется еще и третий принцип: «Абсолютно всеобщие пропозиции должны быть аналитическими». Ибо все, что является абсолютно всеобщим, лишено всякого содержания либо определения, поскольку всякое определение делается путем отрицания. Поэтому данная проблема состоит не в том, как всеобщие пропозиции могут быть синтетическими, но в том, как всеобщие пропозиции, кажущиеся синтетическими, можно развернуть при помощи одного только мышления из чистой неопределенности.

224. Итак, мы имеем дело с многообразием фактов, и все они лучше всего объясняются на основании предположения, что у нас нет интуитивной способности проводить различие между интуитивным и опосредованным познанием. Некоторые произвольные гипотезы могут объяснить какой-либо из этих фактов иначе; однако это единственная теория, которая способствует их взаимному подтверждению. Кроме того, ни один из фактов не требует предположения обсуждаемой способности. Всякий, кто изучил природу доказательства, увидит, что имеются весьма существенные основания для того, чтобы не верить в существование этой способности. Эти основания приобретут еще большую силу, когда следствия отрицания существования такой способносги будут более обстоятельно рассмотрены в данной и последующей статьях.

0-1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-